Учёный отправляется в экспедицию на Марс. Там внутри нуга.
Творчество Макса Фрая для меня - этакие витаминки: тонизируют, бодряд и на вкус приятные, сладкие, но с кислинкой. И хотя серия "Лабиринты ЕХО" пошла у меня с трудом (я нахожу книги однотипными), рассказы Фрая мне нравятся куда больше. Есть в них чудинка, глубина и волшебство. А уж сборник "Вторая линия" мне особенно дорог, потому что, как и любые влияющие на тебя книги, пришел совсем уж неожиданно, хотя по сути опоздал - это был задержавшийся подарок мне на ДР. Но, процитирую Генальфа Серого, волшебник никогда не опаздывает, Фродо Бэггинс. Как и не приходит рано. Он приходит именно тогда, когда нужно. А эта книжка сотворила чудеса а-ля вот тебе пища для размышлений.
Читать рассказы Фрая на редкость легко, воздушно и щекотно, в каждой истории - кусок обаяния и жизнелюбие. Бодрит в общем от самоиронии и радости, и все становится как-то проще и чудеснее. Да и вообще очаровательно это, видеть чудеса в простых вещах. Ну и глубину тоже. Так что это очень полезно, когда потерял себя и вкус к жизни, найти вновь на искристых страницах с искренними образами без лишней драмы и картинности.
Ну и пара цитаток под конец:
Экзистенциальный ужас – это одно, а бытовой – совсем другое. До принятия бытового ужаса я по сей день дорасти не могу.
Всегда можно что-нибудь сделать. Пока человек жив, все поправимо, я точно знаю, я много раз проверял.
Жизнь длинная, и когда-нибудь она тебе снова понравится.
Отношения между людьми представляют собой череду дать друг другу какой-нибудь шанс, по большей части тщетных.
Даже в юности я куролесил довольно вяло, не в полную силу, зато с удовольствием строил планы на будущее, сочинил для себя судьбу, полную страстей, приключений и путешествий, в глубине души полагал, что создан именно для нее, но все откладывал на потом, думал, успеется, а теперь вдруг обнаружил, что стою, как дурак, упершись носом в глухую стену, и мое прекрасное «потом» осталось где-то позади, и вообще все.
Папа своим примером доказал, что, если уж вас угораздило родиться непрошибаемым эгоистом, это качество должно уравновешиваться честностью и очарованием, чтобы окружающие, во-первых, с самого начала понимали, с кем имеют дело, а, во-вторых, получали от этого удовольствие.
Всякий человек – это целый космос, а все остальное – фрагменты, прекрасные, но необязательные.
Страх часто толкает людей на храбрые поступки, возможно, куда чаще, чем мужество.
Пусть поплачет, если ей нужно. Это такой возраст, когда у человека целый мир болит.
С тех пор я могу не корячиться, строя из себя героя, потому что знаю, что могу вытерпеть очень много, если припечет, а еще я знаю, что лучше бы не припекало, потому что человек не становится ни лучше, ни мудрее, ни счастливее оттого, что может долго терпеть боль.
Шрам от ожога на тыльной стороне кисти левой руки, конечно же, о любви, вернее, о страданиях глупого юного человека, пожелавшего получить другого глупого юного человека в свою полную и нераздельную собственность. Кажется, именно что-то в таком роде обычно называют «любовью» авторы соответствующих кинофильмов, а мы, глупые дети, им верим.
Я – очень интересная книга. Хоть и обо всякой ерунде. Или как раз именно потому, что о ерунде. С книгами вечно так.
Поэзия в ту пору интересовала меня только формально. Ну, то есть, если пишешь свои стишки (а кто в шестнадцать лет не пишет), надо иногда читать чужие. Из вежливости, что ли. И по возможности, прилюдно хвалить – которые складные и не слишком скучные. Чтоб не догадались, что тебя, кроме собственных стихов ничего не интересует. А то неловко получится.